«ЧИСТОЕ ПРОИЗВОДСТВО» объединяет все модные технологические тренды
Разработка проектной и конструкторской документации

«ЧИСТОЕ ПРОИЗВОДСТВО» объединяет все модные технологические тренды

«ЧИСТОЕ ПРОИЗВОДСТВО» объединяет все модные технологические тренды

Сегодня мы беседуем со Станиславом Васильевичем Мещеряковым, которого все знают как члена Совета главных экологов нефтеперерабатывающих и нефтехимических предприятий России и СНГ, ведущего эксперта в области промышленной экологии страны. Можно долго перечислять все звания и должности Станислава Васильевича - Председатель Комитета по экологии и промышленной безопасности Ассоциации нефтепереработчиков и нефтехимиков, зав. кафедрой промышленной экологии РГУ нефти и газа (НИУ) им. И.М.Губкина, профессор, д.т.н. эксперт ООН по промышленному развитию, академик РАЕН, член-корреспондент Российской инженерной Академии, лауреат Государственной премии РФ 2002 года за участие в работе по организации автоматического мониторинга воздушного пространства санитарной зоны Астраханского газового комплекса, Президент Национального российского центра экологического менеджмента и чистого производства, автор двадцати восьми изобретений и свыше двухсот научных трудов. Но рубрика «Персональное дело» дает особую возможность – познакомиться с профессиональной и личной биографией этого незаурядного, многогранного человека, с его взглядом на жизнь и будущее промышленной экологии.


- Станислав Васильевич, давайте начнем с Ваших «истоков» – семьи, детства, выборе профессии.

Семья наша большая и с интересной историей: в селе Знаменка черноземной Тамбовской губернии жили два брата Яков и Петр Мещеряковы. Во время Столыпинской реформы в 1908 г. семейство Якова с 10 детьми, одним из которых был мой отец, переехала в Омскую область на новые земли. Семья матери Макаровы – тоже родом из Знаменки, бабушка была поваром у графа Строганова, а дед занимался продажей скобяных изделий, хомутов и прочей утвари, и к революции имел несколько магазинов-факторий в Тамбовской губернии и на Украине. И когда в 1925 г. на Тамбовщине после подавления Антоновского восстания всех середняков (в число их попали родители матери) сослали в Сибирь. Эшелон остановился, и очередную группу ссыльных высадили в снег, так семья Макаровых с малыми детьми оказалась на станции Исилькуль. На санях случайного крестьянина ночью они приехали на ближайший постоялый двор, поставили самовар, и вдруг на печке кто-то зашевелился и сказал: «Райка!» - Это был мой отец, он сразу узнал мать, с которой был знаком еще в Знаменке, хотя они расстались, когда обоим было по 3 года… Так мои родители заново познакомились в Омской области. Со временем их братья и сестры выросли, разошлись по всей России. Представляете, у меня по отцу и по матери 56 двоюродных братьев и сестер! Я многих даже не знаю. Раз попал ко мне студент-оболтус по имени Стас. Оказалось, внучатый племянник, его в мою честь назвали. Конечно, пришлось за него взяться, наставить на верный путь…       

А родился я за месяц до войны, и самое первое, что помню, - какими трудолюбивыми и умелыми были все мои родственники. Дед мало того, что работал в райпотребсоюзе, так еще столярничал, и меня приобщал: вот тебе стамеска, вот тебе рубанок, строгай и думай, как детали соединить. В 7 лет я уже сделал скамейку и тумбочку. Теперь понимаю, что тем самым он воспитал во мне «технологическую логику», необходимую для ученого-технолога. Теперь и я стараюсь ее прививать студентам, ведь прежде всего нужно решить, что вы хотите сделать, из чего и зачем, как оборудование будет работать и с чем оно будет сопряжено.

В школе я был самый активный, везде первый: хоть таблицу Менделеева с горящими лампочками делать, хоть спортзал строить, старый ГАЗ чинить и автокружок организовать. Всем классом на каникулах мы ездили на целину, работали на комбайнах, молотили зерно. Омский театр тогда «гремел», и мы организовали школьный театральный кружок, выступали в соседних военных частях. Подзаработали денег, и школа организовала нам поездку в Москву на фестиваль молодежи через всю страну на поезде. Столько впечатлений было! И не беда, что ночевали на матах в московской школе. Все нам тогда было по плечу, все интересно.     

Тогда я мечтал о профессии геолога: зачитывался книгами вроде «Дерсу Узала», документальными повестями об открытии алмазов и золота, о походах по лесам и сопкам. Но когда закончил школу, в Омске открыли филиал нефтяного института. Мама тогда работала на Омском НПЗ и посоветовала: «На заводе набирают курсы операторов для новых установок. Предложи одноклассникам, может, кто-то согласится потупить в вуз на вечернее и параллельно закончить курсы операторов, работать и учиться». – А тут еще приехал в Омск доцент Московского нефтяного института Сарданашвили Александр Георгиевич, которого назначили. деканом Омского филиала, он то и пообещал молодых студентов вечерников перевести на очное обучение в Москву тех, кто будет особенно успешен. Так мы с друзьями закончили курсы операторов, кто пошел на сероочистку, кто на ГФУ, а я с тремя товарищами попал на атмосферно-вакуумную трубчатку, стал работать на миллионнике.

Но я же был неугомонный и предложил ребятам выдвинуть нашу установку на звание установки коммунистического труда: бороться за эффективность и качество, внедрять рацпредложения. Вон кран стоит, капает, надоело под ним убирать – давай поставим второй кран и поддон. Надоело таскать на себе соду в люк – ее закачивали в бензин, чтобы меркаптан убрать, – давай поставим насос, будем соду разводить и закачивать. Подобные мелкие рацпредложения мы воплощали постоянно, соревнуясь с ребятами.

Так я год отучился на вечернем и, помнится, по какому-то общественному делу будучи в Москве, зашел в нефтяной институт в учебную часть узнать возможен ли перевод с вечернего на очный. Оказалось, что меня уже хорошо знали как очень активного студента вечерника – я всех вечно организовывал, был и в спорте успешный, имел первый разряд по волейболу, и Деда Мороза на Новый год мог сыграть, и даже Снегурочку. Я получил подтверждение о том, что меня переведут. Но официальный перевод по закону проводился с 1 сентября, а было 20 августа. Вернулся домой, думал, ненадолго, а меня уже ждет повестка в военкомат. Родители настояли – надо явиться и объяснить ситуацию с переводом. Не хотел, но пошел. Военком дал шанс добыть документы о переводе на дневное до 5 утра, до отправления поезда с новобранцами, иначе мой путь лежал в группу «Г», группу советских войск в Германии… Мы ночью декана подняли, он дал нужную справку, где было прописано, что все мои документы уже находятся в Москве. Я пришел к эшелону вразвалочку, уверенный, что «эпопея» с армией закончилась. А оказалось – печать-то на справке была с вечернего отделения…

Так я попал в сержантскую школу на 3,5 года. Но, говорят, по одной семейной линии я потомок Суворова, точнее, его брата. И после окончания сержантской школы меня оставили в ней командиром отделения. А на третий год службы наш лейтенант командир взвода случайно получил травму, его комиссовали, и я, как его заместитель, лучший спортсмен, комсомольский активист и член парии, был вынужден принять командование. Выпуск состоялся в июне, и по его итогам наш взвод получил лучшие отзывы. Начштаба, знавший меня по двум учениям, постановил по мобилизации присвоить мне звание младшего лейтенанта. Это было просто невиданно! Правда, с условием – я должен был поступить в Москве в офицерское училище. Я наотрез отказался, и меня в отместку демобилизовали последним в середине ноября.

Вернулся в Москву из армии в 1963 г., деканом химико-технологического факультета к моей большой радости был Сарданашвили А.Г, он-то и предложил мне как переростку идти сразу не на второй, а на третий курс. Поставил задачу – к 1 мая сдать 16 экзаменов и около 40 зачетов. Куда деваться, сидел в Омске, зубрил, решал задачи, все освоил и честно сдал. И этот «мозговой штурм» дал мне такой толчок, что я стал дальше учиться только на отлично. Конечно, параллельно опять занимался комсомольской и партийной работой, стройотрядами, организовал шесть выездов: на строительство нефтепровода «Игрим-Серов», в Сургут, в Нефтюганск. В РГУ нефти и газа ректор организовал штаб строительства новых корпусов института, и я пять лет был его замом по строительству. Общежитие, клуб, столовая возводились под моим руководством, в эпоху дефицита это была целая эпопея… Помню, как мы с колбасой и конфетами ездили «выбивать» дефицитные стройматериалы!

Получил диплом по специальности НХС – нефтехимический синтез – и остался на кафедре у молодого шефа Александра Федоровича Лунина. Уже тогда мной интересовались в Министерстве внешней торговли, но я отказался, так как мы на кафедре интенсивно работали, за первый год у меня было уже пять авторских свидетельств и несколько статей. В 1973 г. я защитил кандидатскую диссертацию по синтезу полимеров с сопряженными связями, которые оказались еще и катализаторами, и мы активно развивали эту тему.

А в год защиты объявили, что молодых преподавателей, владеющих французским языком, направят в Алжир для обучения местных студентов. Шеф сказал: «Напрягись, учи французский!»- Так, занимаясь днями и ночами, в ноябре я сдал кандидатский минимум по немецкому, 5 марта сдал промежуточный экзамен по французскому, а 12 марта прошла защита. Кстати, у нас была прекрасная преподавательница из нашего института Агаян Тамара Львовна, которая научила нас принципу скорочтения на французском языке, что очень помогло потом читать научную литературу.

В тот же период со студентами я объехал множество НПЗ – Новокуйбышевский, Московский, Киришский и т.д. Тогда была мода – ехать на практику, что действительно, здорово нас обогатило, позволило лучше понять логику построения заводского хозяйства, узнать какие-то практические моменты жизни НПЗ.

Первый заезд в Алжир у меня был на 4 года, он помог еще лучше освоить язык. У меня были самые активные студенты, а еще спорт, рыбалка и кабаны. Вернулся в 1978г. и до 1985г. готовил докторскую диссертацию, совмещая работу в лаборатории с   общественной нагрузкой – продолжением стройки, теперь мы строили геологическую базу в Кисловодске и общежитие. Каждый день до 10-11 вечера, из собственного интереса мы синтезировали полимеры, вели круглосуточные испытания катализатора, анализ и доработку. И ко второй поездке в Алжир костяк докторской диссертации у меня уже был почти готов.

Все тогда везли с собой за границу сыр, масло, сало, а я вез экспериментальную установку из стекла, в самолете на руках держал ее, как ребенка. Зато потом в Алжире я сделал работу по разложению оливкового масла, каталитическому получению жирных кислот, так как преподавал уже в пищевом институте на кафедре жирных кислот. Впоследствии на основе моей докторской диссертации на Щебекинском заводе запустили установку получения эфиров жирных кислот – аналогов природных восков.

Когда я вернулся в Москву, четыре моих аспиранта защитились по жирам, в частности, по получению искусственных аналогов природных восков. Мы брали отходы химпрома – длинные спирты (короткие используются в моющих средствах) и стеариновую кислоту, которую я научился получать из отходов жировой промышленности при очистке масла-сырца щелочью. Нам удалось состыковать стеариновую кислоту с длинными спиртами и получить искусственные воски. Кстати, этот момент интересен в контексте нашей главной темы утилизации отходов: тогда я впервые предложил из двух отходов получать полезный продукт.

Еще мы пытались получить спермацет, его использовали как пластификатор пленки при пакетировании молочных продуктов. Шесть лет я занимался торфом, это богатейший источник органики, из них извлекают природные стероиды, редкие гуминовые кислоты, воски, эфиры. Также в моей диссертации было исследование по получению оргстекла из акрилового ряда. Акриловую кислоту этерифицируют, получаются эфиры, их полимеризуют, и получаются очень прочные пластмассы – плексиглас. Все это я синтезировал и описал в своей докторской диссертации. Кстати, когда в Дзержинске в НИИоргстекла занимался метакриловым рядом, я нашел ингибиторы для перегонки при низкой температуре, позволяющие приостанавливать полимеризацию, на них у меня 5 авторских свидетельств. В том числе, из никеля при соединении с акриловой кислотой получился очень стойкий ингибитор, с которым я два раза «насухо» проводил перегонку! Хотя с обычным ингибитором 30% его полимеризуется на днище колонны.

Читая лекции пищевикам, я соединил органическую и фундаментальную химию с технологическими процессами пищевой промышленности – получением маргарина, майонеза и т.д – и сделал ряд предложений. По этой теме удалось прослушать лекции в Париже, в Италии, Венгрии и Канаде, пообщаться с заграничными коллегами, и оттуда я привез замечательную мысль: можно получать очень чистый глицерин путем перетрификации метанолом на катализаторе. А поучаемые метиловые эфиры жирных кислоты – это и есть чистейшее экологическое, органическое дизтопливо.

Также в моей докторской диссертации представлены три новых катализатора, которые позволяют перерабатывать отходы НПЗ, содержащие непредельные углеводороды С3, С4, С5 - пропановую бутиленовую и амиленовую фракцию. Соединение их со спиртом на моем катализаторе дает оксигенаты, добавки к бензинам. На эту тему у меня есть 5 патентов, полученных в Польше, так как мы делали эту работу в Кракове с аспирантом поляком. Не раз в Ассоциации нефтепереработчиков я говорил: если отходы – большая проблема НПЗ, то вот патенты по их переработке, давайте внедрим. Но заводчанам не хочется отвлекаться от основного производства, это же надо получать ТУ, разрешение, проводить испытания, а наука при заводе отсутствует. Хотя сегодня на экологии можно зарабатывать деньги.


- И какое направление в этом сегменте прикладной науки сегодня Вам представляется наиболее перспективным?

Вот уже 25 лет я заведую кафедрой промышленной экологии, 20 с лишним лет являюсь руководителем диссертационного совета, и всегда говорю молодым коллегам: «Вы получили 200 новых препаратов и ищете, какими свойствами они обладают. Пора действовать иначе, надо синтезировать молекулу с заданными свойствами!» - А научил меня этому Филипп Лау американский ученый, когда я был у него в 1999г. в Хьюстоне. Это знаменитый химик и бизнесмен, создавший синтетические ткани для космоса, для зимней одежды на основе полимеров с сопряженными связями; все современные оптические линзы и стекла – его изобретение. Но теперь сфера его интересов – экология. Так вот, мы разговорились, и он подал очень интересную мысль: когда мы что-то моем – одежду, песок, шлам, не важно – то хорошее моющее средство провоцирует образование стойкой эмульсии. Но тогда нужен еще какой-то второй процесс, который мог бы эту эмульсию разложить. А если синтезировать молекулу, в которой одна функциональная группа была ответственна за мытье, а вторая за разложение устойчивой эмульсии?! И он это сделал, назвал их «гринзимами», которые активно используются при отмывке нефтезагрязненных почв и канадских песков.


- Что, на Ваш взгляд, мешает развивать бизнес, связанный с утилизацией промышленных отходов?

Сегодня у меня были посетители, решившие заняться переработкой электронного лома. Но, как всегда, они не проработали вопросы: будет ли постоянно поставляться сырье, какой продукт они хотят получать в результате, и есть ли стойкий спрос на него? Технологии, аппараты всегда можно подобрать под задачу. Но если на западе есть закон, по которому завод-производитель электроники обязан купить у вас 30% материалов, полученных при переработке его лома, то у нас такого закона нет. Поэтому нужно прежде изучить рынок и найти потребителя.

То же самое и в нефтепереработке: есть атлас, в нем печи, колонны, холодильники, а фланцы по мощности, собрать и просчитать технологию не сложно. В настоящее время составляются справочники наилучших доступных технологий (НДТ) в которых в основном приводятся аппаратурное оформление процессов. Но для экологии нужнее «справочник» технологических цепочек, обеспечивающих получение товарных продуктов из отходов или достижение нулевого сброса. И уже в соответствии с цепочкой всегда можно подобрать НДТ по подогреву, сепарации, разделению и т.д.

Я это пытаюсь объяснить везде и всем: не стоит начинать с покупки десорбера, главное - проработать источник сырья, технологию, сбыт. Часто кажется, что отходы – «ничейные». Уверяю вас, когда дело дойдет до переработки, откуда ни возьмись, обнаружится хозяин и выставит свои условия. И не факт, что их выдержит «экономика» вашего проекта.

А вот еще случай, пришел предприниматель: «Мне в Роснефти обещали дать пруды отходов, я купил термодесорбер или американскую установку по переработке отработанного масла». – Но если на западе практикуется раздельный сбор, и, например, автомобильные масла, которые различаются только присадками, их можно этой установкой рекуперировать, то у нас все перемешано – и автол, и смазки, и масла. Это требует совсем другого подхода: нужна очень глубокая колонна вакуумной перегонки, более глубокая, чем обеспечивает барометрический колодец на вакуумной колонне НПЗ. При низком вакууме и более низкой температуре отходы можно перегонять на базовые масла – индустриальное, автомобильное, смазочное, и насыщать присадками. И это будут более качественные продукты, чем при прямой перегонке.


- Но, кажется, такое производство менее маржинально?

Сегодня маржа – важный фактор, но я доказал, что на отходах можно зарабатывать, когда создал наш Центр чистых технологий в Вене, ставший воплощением концепции Чистого Производства, которая включает в себя все модные тренды нефтеперерабатывающей и нефтехимической отрасли, вплоть до цифровизации.

В чем идея? Я прихожу на любое производство, и с вашими работниками – ИТР, передовыми рабочими, экономистом, механиком, айтишником – мы начинаем анализировать ваш завод, все участки, от входа нефти до получения конечных продуктов. Мы вместе ищем «узкие места»: здесь недогрев – нужно поставить дополнительный теплообменник; здесь перегрев – надо поставить дополнительную секцию холодильника; здесь мощность насоса низка – нужно увеличить; здесь подается растворитель – сальник поставить и т.д. Мы вместе считаем, как эти доработки повлияют на качество продукции, ее объем, на эффективность и экономику производства, в том числе, на уменьшение стоков и выбросов и снижение платы за негативное воздействие на среду обитания.

К сожалению, многие руководители нефтегазовых производств рассуждают, мол, это все хорошо для кофеен и хлебопекарен, но на Западе полагают иначе и активно внедряют принципы Чистого производства в практику нефтяной отрасли. Мне кажется, эту тему стоит обсуждать, причем со специалистами-практиками, а не кабинетными методистами.


- Так как же, на Ваш взгляд, продвигать экологическую идею в практику НПЗ и НХЗ?

Раньше по наивности мы думали – надо создавать организации, давать экспертные оценки и т.д. Теперь таких групп полно, но, вот уже 20 лет работая в составе ВАК, я никогда не встречался с этими специалистами на полях отраслевой науки, на профессиональных площадках. Думаю, главная их задача – заработать деньги. При Торгово-промышленной палате РФ мы создали Ассоциацию переработчиков отходов, в которую вошли многие другие знаменитые нефтяники, не раз предлагали создать при Ассоциации ответственную и высокопрофессиональную компанию по переработке отходов. Но сегодня предприятия отрасли предпочитают скрывать отходы своих производств. А те, кого они нанимают для переработки, справиться с задачей не могут, потому что конкурс выигрывает назначающий за услуги меньшую цену. Но как, условно говоря, за 5 рублей можно сделать то, что стоит 25? Сегодня, если скомпоновать нормальную технологию, минимальная цена переработки выйдет в 200 долларов за тонну отходов, и то, если объемы будут большие. А откуда взять деньги, и когда затраты окупятся?

Я ставил вопрос на заседании Совета Федерации: после сбора экологических налогов Минприроды и Росприроднадзор аккумулируют довольно большие суммы, часть которых возвращается в регионы для решения целевых задач. Например, я знаю, в Краснодар возвращается 2 млрд. рублей, которые они должны потратить на работу с загрязнителем, но тратятся на издание какой-нибудь книжки, очистку ручейка… Надо взять под контроль, анализировать эти вещи. К примеру, не может одна маленькая компания, имеющая один термодесорбер, осуществить очистку пруда до рекультивации, т.е. до состояния, способного рекультивироваться аборигенными или биологически активированными организмами. А для этого нужна точно выверенная, просчитанная технологическая цепочка! Чаще мелкие компании «снимают сливки», занимаясь частичной переработкой, а не переработанные остатки увозят и прячут подальше.


- И что же делать в этой ситуации?

На мой взгляд, есть два пути. Первый – под каждый тип отхода подбирать последовательно технологическую цепочку, которая обеспечивала бы или коммерческий продукт, или нулевой сброс. В концепции чистого производства мы это и разбираем, создаем проект, обсчитываем – что сколько стоит, где взять наиболее доступное оборудование – нагреватель, сепаратор и т.д. Увы, воплотить этот подход на практике получается редко, чаще вопрос решается не кардинально, а частично, при этом загрязняется что-то еще. Когда начинаешь подробно обсуждать технологию утилизации с компаниями-переработчиками, они честно заявляют: «Мы так не умеем работать…»

До сих пор идет лоббирование непринятия закона об ответственности загрязнителя до конечной переработки отходов. У нас так – передал, и ничего не знаю, куда повезете, где сбросите, это уже не мои проблемы. Ну, сколько можно об этом говорить?

Итак, первое направление – сепаративная переработка одного отхода до конечного продукта. Наука химия это обеспечит, только поставьте задачу. Например, из отстоя резервуаров можно получить смазку, я подскажу технологию – как прижать, что добавить и т.д. из Киришей мне звонили – придумали, как переработать резервуарные отходы, сепаративные отходы. Есть интересные решения, их можно на многих НПЗ осуществить. Но для этого нужна воля государства и стимулы для заводов, вкладывающих деньги в переработку. В рамках концепции чистого производства мы бы посчитали: какой экологический налог платится? А если сделать продукцию и продать ее? Но завод озабочен производством качественного бензина и нескончаемыми КЭРами, к тому же «инициатива наказуема», а так авось пронесет, спрячем, закопаем… Еще В.И.Данилов-Данильян озвучил – у нас прячется 70% экологических отходов предприятий.

Сегодня активизировался Росприроднадзор, но они занимаются «разоблачением» загрязнителей окружающей среды, наложением налогов и штрафов, судами, а не помощью предприятиям в этом нелегком деле. Их просят: подскажите, как нам исправить ситуацию? Ответ - не наше дело.

Это мы говорили о пути, связанном с переработкой накопленного шлама, а теперь о работе с текущими отходами предприятия. Представьте, ваш декантер сегодня должен работать с донными отложениями резервуара, завтра – с линзой, послезавтра вам предложат иное сырье. Постоянно переналаживать производство, оборудование, технологию – не рентабельно, да и нереально.   Поэтому второй путь предполагает, сбор различных отходов в одном месте. Их нужно тщательно перемешать до однородной консистенции и с этой массой работать до получения конкретной продукции. Технологию можно разработать под конкретный состав смеси. С этим справился бы небольшой завод, главное, чтобы состав сырья для переработки был постоянным, и поставка сырья была гарантирована, тогда переработка отходов может стать рентабельной и экологически чистой. Я сто раз выступал на эту тему в Госдуме, в Совете Федерации. Реакция – отлично! А дальше все буксует. Но я продолжаю продвигать эту идею.

Мы общались с директором одного немецкого завода по производству декантеров, они освоили рынок пищевого производства и хотели бы зайти в нашу нефтянку. Мы сделали предложение КИНЕФу, но, тщательно проанализировав, поняли – просто аппарат никому не нужен. Во-первых, даже в рамках одного завода накапливаются очень разные отходы, и если они будут приходить на декантер в своем исходном виде, он работать не сможет. Нужна буферная смесь, которую завод собирал бы в одном месте, чтобы сырье для аппарата было постоянным по составу, тогда его работа будет стабильной, как и продукты разделения. Тогда, по мысли заводских товарищей, им можно найти применение и использовать при наладке режимов. Вода идет постоянная, хочешь – делай биоочистку, обратный осмос, хоть до питьевой воды. А остаточный кек надо дожигать и хоронить на отведенном полигоне. Немецкие коллеги предложили и печку со псевдоожиженным слоем, которая дожигает отходы со сбором газа, платить за выбросы не надо – все нейтрализовано! Казалось бы, хорошая идея, но тут возникла проблема русифицикации документов и т.д.    

Еще эффективнее было бы воплотить эту же идею на местном, региональном уровне: выбрать территорию для полигона так, чтобы к нему было удобно везти отходы со всех заинтерсованных предприятий – отработанное масло, остатки отмытого разлива, отходы нефтехранилище и т.д. А дальше – все по технологии: перемешивание, добавление присадок, эмульгаторов… Такая схема отлично работает на практике, немец-директор возил меня в Вену, чтобы показать это на конкретном примере.

Недалеко от австрийской столицы до 50-ых годов стояли наши войска и сливали отработанное машинное масло в соседний овраг, потом сброс отходов продолжили сами австрийцы. Со временем город разросся, подошел к оврагу, грунтовые воды оказались близко, а над оврагом уже выросли деревья. Под ними копнули и ужаснулись – под слоем почвы оказалась чернота, сборная нефтяная грязь. Попробовать ее мыть – не получается, надо чем-то разбавить. Рядом оказались заводы, их жидкие отходы стали привозить с резервуарного парка. В одном пруду начали перемешивать, далее сделали каскад прудов, чтобы лучше отмыть отходы. В конце концов, смесь попадает на установку, где все еще раз предварительно перемешивается, добавляются флоакулянты, коагулянты, и проходит окончательная очистка. Все аппараты работают, как часы, дают на выходе воду и постоянный углеводородный состав, который забирает завод, нашедший для него применение. Вода идет в оборот, а оставшийся после очистки от углеводородов осадок просто вывозят в гурты, там перемешивают, все окисляется, насыпают курганы и ставят ветряки.


- Но что мешает создавать такие заводы в регионах поблизости от предприятий, поставляющих отходы?

Этот живой пример современного экологического подхода многих вдохновляет, но реализовать подобное в наших условиях без поддержки власти – нереально. И вот пример: после выступления на ТПП, где мы получили всяческую поддержку, мы отправились разговаривать с нефтяниками Краснодарского края, где, как считает Гринпис, накоплен 1 млн. т поверхностных нефтяных загрязнений. Мы подсчитали: если край получает 2 млрд. руб. на экологию, можно использовать эту сумму; плюс – все организации будут платить за утилизацию их отходов; плюс – экономия от снижения выбросов, налогов и штрафов; и четвертый плюс – получается продукция, которую можно реализовать. Однако главный эколог Краснодарского края сразу заявил: «А у нас проблем нет. Столько отходов образуется, столько и перерабатываем». - Хотя в разговоре с его предшественником, отставным главным экологом края, выяснились просто немыслимые нарушения, накопленные за много лет огромные объемы нефтяных отходов. Он рассказал реальный случай: в жару водитель отошел с автодороги «в кустики» и закурил. Взрыв!

Я считаю, чтобы достичь результатов в экологии, на государственном уровне должна быть проявлена воля, налажена система, разработан механизм. К сожалению, от госструктур, курирующих экологическую тематику, сегодня не удается добиться эффективных действий, да и сменяемость руководства там слишком высока, не удается наладить взаимопонимание.

Однако хочется надеяться на лучшее: скоро буду докладывать свою точку зрения на проблему на МТС в Росприроднадзоре; и в Госдуме в комитете по экологии и охране окружающей среды уже предлагают отменить тендеры для экологов, ведь качественная переработка отходов не может быть дешевой. Иначе мы получаем санитарно-эпидемиологические последствия, доходящие до человека через всю питательную цепочку от земли через траву к птичке, рыбке и т.д. Тренд на раздельный сбор отходов тоже весьма актуален, а главное – промышленные отходы должны собираться и утилизироваться отдельно от коммунальных. Ведь почему наши очистные сооружения в городах плохо работают? У города, как правило, нет средств; на практике градообразующее предприятие строит себе очистные, а город подливает коммунальные отходы, и все оказывается перемешано, а этого делать нельзя. Коммунальные отходы – это другая технология переработки, в этом случае вместо полей орошения мы бы поставили вакуумирование и получали из коммунальных отходов ценнейшее удобрение, без примесей тяжелых металлов, вредных солей.

Как представитель научной школы промышленной экологии, я вижу своей главной задачей предложить современные решения экологических проблем. Кстати, решения эти получили высокую оценку международного сообщества. Хочу обратить внимание представителей НПЗ и НХЗ: сегодня появляется много технологий, позволяющих производить продукцию из отходов нефтепереработки. Необходимо дать стимул нефтяным компаниям, чтобы они внедряли эти разработки в производственную практику. Представляете, какая была бы инициатива, если, как раньше, за внедрение новых технологий и рацпредложений по экологии давать людям премии! Но пока, наоборот, чуть что, дают по рукам – не смей. Как говорил один мой знакомый генеральный директор: «Нами правит финансовый менеджмент». - И этому может противостоять только государство своей волей и законодательной властью.

Мы благодарим Станислава Васильевича Мещерякова за интересный, содержательный разговор. Желаем, чтобы и дальше не угасал в нем огонь исследователя, изобретателя, организатора. Пусть светлые идеи, воплощаясь в жизнь, приносят удовлетворение автору, а окружающая его молодежь заражается активной жизненной позицией и неиссякаемым оптимизмом своего Учителя.





 

Интервью провела Ирина Толстенко

Фото из личного архива С.В.Мещерякова



Разработка проектной и конструкторской документации
Календарь событий
Выставка НЕФТЕГАЗ-2024
Дата проведения: 15.04-18.04.2024
https://www.neftegaz-expo.ru


 
Химагрегаты №64, декабрь 2023 Версия PDF